Автор: Dark Star
Персонажи: Мачомен, Мегамозг
Таймлайн: до фильма
Алсо: В нашем фандоме легко впасть в искушение и начать описывать тяжелое прошлое (и, в частности, детство) главного героя, тем более что канон располагает. Как-то наткнувшись на несколько фиков с лейтмотивом «несчастный Мегамозг, его никогда не любили», я захотела написать что-нибудь другое. Не в том смысле, что Мегамозга любили, а в том, что не так-то ему было и плохо. Боюсь, правда, что сейчас это другое в тексте почти незаметно, потому что акценты в процессе написания смещались, и, кажется, еще и не один раз ))
Я даже не знаю, как охарактеризовать получившийся текст. Как поток сознания Мачомена? Как попытку описать, какой могла выглядеть ситуация с другой стороны баррикад? Я вообще не уверена, что у меня получилось то, что я задумывала: мне кажется, что после перерыва в целый год слово не хочет меня слушаться!
Джен, G, пожалуй, OOC
Начала за здравие, кончила за упокой.
Дисклаймер: все не мое
читать дальшеУже подходя к дому, я понял, что моим надеждам на тихий вечер со стаканчиком бренди и фильмом из золотого Голливудского фонда сбыться не суждено: у подъезда меня поджидала очередная девица. Хорошенькая, брюнеточка, на шпильках и в боевой - но не вульгарной - раскраске. Меня всегда удивляло, откуда они появляются; это, по-моему, вопрос того же порядка, что и «Откуда у комиксистов берутся идеи для новых выпусков?» и «Откуда берутся воры, хулиганы и серийные пинатели щенят?» (хотя я втайне подозревал, что последних выращивает в экспериментальных целях в пробирках Мегамозг, с него станется).
Я знал, что на территорию частного жилого комплекса моих поклонниц пускает бессменный консьерж Джейк и, признаться, уже перестал с ним бороться. Это единственная битва за последние не-помню-сколько-лет, которую я проиграл подчистую. (Зато я утешал себя тем, что Джейк руководит естественным отбором и до моей двери доходят только самые хорошенькие.) Удивляло меня другое: откуда, учитывая мой впечатляющий - или я льщу себе? - послужной список, в Метросити... Тьфу, в Метро Сити!.. Берутся еще новенькие и не обласканные моим вниманием девушки.
- О-о, Мачомен! - брюнетка прильнула ко мне. - Меня зовут Салли.
- Счастлив познакомиться, киса.
Киса оказалась весьма игривой: уже на лестнице прижалась ко мне горячим бедром, а наверху сразу кинулась меня раздевать - я даже выпивку предложить не успел.
- Ах, - выдохнула брюнеточка. - Ты ведь самый смелый супергерой на свете, правда?
- Ради тебя, киса, я готов быть кем угодно.
Неплохое начало для того, чтобы побыть для нее Мьюзикменом и показать ей силу своего голоса, подумал я. Но, к сожалению, у кисы были свои планы.
- О-о! Будешь моим спасителем? - и она с лукавым выражением на мордочке провела по моему животу, спускаясь ниже, проводя пальчиками по молнии джинсов. - Если злобный Мегамозг похитит меня - встанет ли супергерой на защиту девушки?
Если у меня что и стояло, то при упоминании Мегамозга упало тут же.
Я никогда не понимал, почему девицам хотелось быть спасенными именно от этого синего, в коже и шипах типа; почему стул, веревки и его нелепые, хоть и довольно опасные изобретения будоражили женское воображение больше, чем нападение грабителя на улице, угроза изнасилования или похищение стильными мафиози с сицилийским акцентом, в строгих черных костюмах и в зеркальных очках. А как хорош был бы я, подхватывая падающий самолет, унося в последний момент девушку из рушащегося небоскреба, укладывая вооруженных до зубов террористов одной левой! Но нет, этих простых радостей любого супергероя я был практически лишен; Мегамозгом я был - наказан.
- Мачомееен, - томно протянула киса, извиваясь у меня на коленях, - где же мой герой?
Пару мгновений я смотрел на нее, на оголенное нежное бедро, на отпечатавшуюся на коже полоску от дорогого бюстгальтера, на рассыпанные в художественном беспорядке по плечам волосы - а потом взял кису в охапку и усадил на диван рядом с собой.
- Прости, но супергерой сегодня устал, детка. Ему надо отдохнуть.
В конце концов, сколько у меня было и будет девиц? А спокойных вечеров у телевизора со старой доброй комедией? Вот именно. Не говоря уж о том, что напоминание о Мегамозге подействовало на меня не хуже ведра холодной воды, и заниматься сексом расхотелось окончательно.
Я выставил кису, - вежливо, конечно, - наплетя ей что-то о том, что чувствую себя недостойным сорвать цветок ее прелести; пусть лучше запомнит меня старомодным, чем импотентом. Достал стакан, налил бренди, добавил апельсинового сока, как я люблю, утонул в кресле, вытянул ноги, включил "Джентльмены предпочитают блондинок"...
Но расслабиться уже не смог. Девица, сама того не зная, ударила по больному месту, и разнылся старый шрам, и я тоже разнылся после бутылки бренди, предаваясь тоскливым размышлениям, и память услужливо подкинула мне воспоминание о том дне, когда все началось.
Моросил дождь, и мисс Кинли, наша учительница, запретила нам играть во дворе в мяч - а вдруг мы подхватим насморк или, того хуже, кто-нибудь сляжет потом с температурой? Все расстроились, конечно, и один только Мегамозг был рад-радешенек тому, что из него хотя бы один день не будут устраивать мишень. Мы делали это не со зла, правда; по недомыслию, которое подчас хуже умысла, по детской простоте, из-за которой подрезают усы кошкам, отрывают крылья бабочкам и забывают про лягушат, посаженных в банку. Итак, у мисс Кинли в тот день болела голова, и она хотела занять нас чем-нибудь тихим, мирным, спокойным, потому что от наших криков и смеха ей становилось еще тяжелее. Читать мы все, кроме Мегамозга, не особенно любили, и тогда мисс Кинли вспомнила о шашках. На вопрос, кто из нас знаком с правилами игры, подняла руку только Лили. Мегамозг выиграл первую же партию у Джона, потом два раза подряд у Лили, и еще раз - у самой мисс Кинли, а под конец разгромил меня, и мы, конечно, обвинили Мегамозга в том, что он все врет и наверняка тренировался у себя в тюрьме с прес-туп-ни-ка-ми, а это нечестно, и так не играют, и закончилось все это как обычно.
До той поры я как-то не воспринимал Мегамозга всерьез, но тут, приглядевшись, стал замечать, что любые математические головоломки он решал за минуту, чертя что-то неразборчивое на листе бумажки. Мы осваивали основы химии и биологии на простейших примерах, а он задавал мисс Кинли вопросы, в ответ на которые она лишь отсылала его к учебнику для старших классов. Если сдувался мяч, мы, пока учительница не видит, гоняли по двору пустую консервную банку; Мегамозг мог покопаться в мусоре полдня и превратить ее вертолет; он потом, конечно, криво летел и совершал аварийную посадку на прическу мисс Кинли, и Мегамозга наказывали, и я, засыпая дома в уютной постели, думал: у меня бы он, в отличие от этого синего лузера, полетел как надо! А потом вспоминал: да я же никогда не сделаю свой вертолет. Я даже представить себе не могу, как это: из консервной банки - вертолет.
Так я открыл в себе слабое место: я смертельно завидовал способности Мегамозга схватывать на лету и умению создавать что-то из ничего. Несмотря на все мои старания, я не мог обнаружить в себе этих качеств, и всю свою обиду я с детской непоследовательностью вымещал на нем же.
Я помню, однажды - мне было лет шестнадцать, и родители отдали меня учиться в элитный колледж для мальчиков из лучших семей - я никак не мог сдать тест по физике хотя бы на "хорошо", и со второй же попытки сдался. Я знал, что в году мне все равно "отлично" поставят - капитан футбольной команды, гордость школы - но вдруг, пряча учебник с глаз подальше, я подумал о Мегамозге, хотя не вспоминал о нем уже лет пять. На моем месте он бы не струсил, подумал тогда я. Мы его не любили, но он пытался понравиться нам - и не сдавался; изобретения его работали криво, но он не опускал руки; мисс Кинли не всегда хвалила его за решенные задачи - отчасти потому, что просто не могла понять, как именно он их решил, - но он не терял интереса с математике. Тогда я понял, что настойчивость и упорство - это вовсе не глупость, как мне казалось раньше.
Впрочем, вся зависть вылетела из головы, когда я вышел из-за кулис на большую сцену. Репортеры, вечеринки, фан-клуб, автографы, интервью, софиты, девочки вешаются на шею, восторженные возгласы - я, признаться, купался в людском внимании. Его было супермного даже для суперменя! На какое-то время мы с Мегамозгом будто вернулись в детство, в тот безоблачный период, когда судьбоносная партия в шашки еще не была разыграна. Единственное различие, пожалуй, заключалось в том, что Мегамозг перешел от защиты к наступлению. Он придумывал свои изобретения, он портил всем праздник, как и в детстве, я восстанавливал порядок, получал от мэра очередную звездочку "герой Метро Сити", или статую в мою честь, или еще что-нибудь, что мне, конечно, вовсе не было нужно, но зато давало мне почувствовать свою значимость. Лишь лет через пять я начал пресыщаться и почувствовал, что в этом кроется какой-то подвох.
У моего дома дежурили девушки из фан-клуба, требуя расписаться на фотографиях - губной помадой, на их щечках - поцелуем; мне домой звонили из полиции и просили поймать то одного, то другого преступника. К Мегамозгу совершенно секретно приезжали одетые в серые твидовые костюмы сотрудники ФБP и правительственных служб, прося поделиться хоть толикой своих ноу-хау, и представители криминальных группировок предлагали все, что угодно, от девственниц и денег до крыши, в обмен на парочку изобретений. Правительство тратило миллионы долларов на то, чтобы запустить в небо ракету - он запускал в небо спутник, как игрушку, смастерив ее из найденного под рукой хлама и запчастей, купленных на какой-то распродаже. Институты финансировали разработку искусственного интеллекта - он создал армию верных умботов, и, кажется, даже не придал этому особого значения. Я шагу не мог ступить, чтобы фанатки об этом не узнали, и не покидал город, боясь разгула преступности в мое отсутствие - а он сбегал из тюрьмы десять, двадцать, тридцать раз, то самостоятельно, то с помощью Прислужника, выдумывая каждый что-нибудь новенькое. Его идеям и изобретениям не было конца, в то время как я изо дня в день повторял одно и то же: ну, спасти. Ну, поймать. Ну, проломить стенку. Ну, полетать на радость публике - с плащом не очень удобно, кстати, и ветер глаза режет.
Шло время. Шли годы. Я матерел и все надеялся, что наконец-то переболею, научусь ценить то, что у меня есть, и перестану оглядываться на Мегамозга. Это я зря. Конечно, той смертельной, до слез зависти, что мучила меня в детстве, я больше не испытывал. Но ей на смену пришла тоска; исподволь подкралось недовольство собственной жизнью, накопился ворох сожалений. Я был, в общем-то, обычным человеком, прослывшим гигантом лишь потому, что судьба занесла меня в край лилипутов. Я воспользовался плодами легкой славы, в то время как талант, над которым я мог бы работать, был почти забыт и загублен. Все эти чувства сплелись в такой клубок, что я затруднялся дать им подходящее название; они стали такой же частью меня, как и, например, мое прозвище: Мачомен.
Я ходил к психотерапевтам пару раз, но без особого успеха.
Я утешал себя тем, что я-то, по крайней мере, раз за разом выигрываю. Еще бы не выигрывал! - говорил себе я. Но потом меня чуть было не распылили на атомы, и лишь по счастливой случайности в ответственный момент в дезинтеграторе заело какую-то шестеренку; чуть не превратили в комок плазмы, но в тот день, вопреки всем прогнозам погоды, пошел дождь и в пушке что-то отсырело; чуть не заточили в каком-то силовом поле, и выскользнул я только чудом. Тогда я понял, что мои победы обязаны не сколько моим силе и скорости, столько неудаче, что ходит за Мегамозгом по пятам и постоянно путает все его планы, давая мне фору.
После этого я начал относиться к попыткам убить меня более серьезно.
Я смотрелся в зеркало и видел там седые виски: люди моей расы живут ярко и, по меркам планеты Земля, недолго. А Мегамозг, в отличие от меня, все так же молод, полон энергии и идей, как и пятнадцать лет назад, когда впервые приводил в исполнение свой ужасный план по захвату Метро Сити. Сколько живут люди его расы - двести лет? Триста? Во сколько они взрослеют? Когда я смогу оставить свой пост и со спокойной совестью отдать ему город с потрохами, со всеми жителями, фанатками, хулиганами и репортерами?
Когда-то на школьном дворе ребенком был я, и я развлекался, бросая мяч, а он был моей любимой мишенью. Теперь мы поменялись ролями: играет он, как ребенок, получая удовольствие от самой игры, а не от победы, причиняя зло вовсе не со зла, а удары принимаю на себя я.
Пожалуй, это справедливо - но как же я устал.